Азиатские заметки. Место действия: Фергана. Вне времени

Есть на земле Фергана, навек покинутая нами и навек незабвенная,— голубой сон души; это ее память, ее след оттиснулись на сердце,— ее раскалённое солнце, ее города с многошумными, пестроцветными базарами, ее селения, утонувшие в зелёных садах, ее горы с вознесёнными за облака снеговыми вершинами и мутно-ледяными потоками, ее поля, озера и пески, хрустальные рассветы и багрово-страстные, во всю небесную ширь, закаты над горами, ее осиянные ночи, задымленные чайханы, ее дороги, каждая из которых казалась когда-то дорогой в Ирам — страну счастливых чудес… Леонид Соловьев, Повесть о Ходже Насреддине

  Этот длинный пассаж из великой книги содержит скрытую цитату из другого литературного произведения — «Бабур-намэ», написанного одноимённым султаном из династии Тимуридов — Захирэддином Бабуром. Был правителем Намангана — есть такой город в Фергане. А потом потерпел поражение в войне с вторгшимися кочевыми узбеками, бежал в Кабул, а в конце концов, после многих приключений и сражений, стал основателем так называемой Империи Великих Моголов в Индии — одного из величайших мусульманских государств. Но до конца дней мечтал вернуться в Фергану, которую считал своей Родиной (хотя, как правнук Тимура, был по происхождению барласом — это такое тюркизированное к тому времени монгольское племя).

  Не сложилось. И тогда написал он свои мемуары, которые и вошли в историю как «Бабур-намэ» — один из первых памятников узбекского литературного языка (который к его кровным врага — кочевым узбекам, — имел очень косвенное отношение).

  Вообще, султан Бабур личностью был интересной. С детства, судя по всему, испытывал склонность ко всякого рода интеллектуальным занятиям, стихи сочинял, и так далее. Однако, оказавшись в силу происхождения и обстоятельств, правителем, сначала мелким, а потом — и правителем огромной империи, показал себя и бесстрашным бойцом, и удачливым полководцем (узбеками был разбит, когда ему было 15 лет — ну пацан еще).

  Да и правителем оказался небесталанным. В частности, уже будучи Могольским падышахом, он придумал очень оригинальную систему налогообложения: своего рода прогрессивный налог наизнанку. То есть, купец, въезжавший в его страну, платил подачи в зависимости от удачи в торговых делах: чем удачливей он их вел, тем меньшим процентом облагались его доходы.

  Согласитесь, не лишено резона: коль приперся в чужую страну делать свой бузинес, делай его хорошо, за что тебе премия обломится (ну а казне доход будет по валу). А не умеешь — уё…вай, откель приехал. Учитывая, что его династия просуществовала более двух веков, и потомки его считались (да, вероятно, и были) богатейшими правителями мира, система оказалась эффективной.
 

  Однако вернёмся к нашей Фергане, куда так стремился вернуться султан Бабур. Собственно Ферганой в географическом понимании именуется долина, ограниченная на севере и северо-западе эшелоном Чаткальских гор — хребтами Чаткал, Курама, Пскем, Угам, на востоке — хребтом, который так и называется — Ферганским, на юге — Алайским хребтом. На западе — выход на среднеазиатские равнины, на которые выплескивается река Сыр-Дарья.

  Сама по себе Ферганская долина – это довольно-таки плоская местность, целиком окультуренная еще в древние времена. И потому не очень интересная сама по себе – по крайней мере для геолога.

  А вот горное обрамление долины или, по простому, Горная Фергана – места прелюбопытные до крайности. Чаткальские горы и Ферганский хребет заросли лесами, которые иначе чем плодово-выгодными, назвать трудно – там в диком изобилии произрастают все те фрукты, которые мы привыкли видеть на базарах – яблоки, груши, алча, боярышник, а уж ежевики – видимо-невидимо. В основном однако, леса эти ореховые – это единственное, насколько мне известно, место, где растет дикий грецкий орех. Который, кстати, и назвали грецким потому, что товарищ Македонский, Александр Филиппович, попавши в Фергану, очень им восхитился и велел распространить по всей Греции. Видимо, после этого и родилась поговорка, что в Греции все есть – даже грецкие орехи.

  Впрочем, это – легенда, вряд ли у товарища Македонского было время заниматься мичуринством: все три года, что он пребывал в Средней Азии, прошли в беспрерывных боях. На замирение этой страны у него ушло больше времени, чем на сокрушение Персидской державы. И ран он получил там больше, чем во всех остальных своих кампаниях, вместе взятых. Однако это может быть темой отдельного разговора.
 

  Вернемся к обрамлению Ферганы – на юг, к Алайскому хребту. Там все совсем иначе. Ничего тебе плодово-выгодного – предгорная степь, весной покрывающаяся сплошным ковром маков, выше – арчевники, а затем – скалы и ледники, самая что ни на есть классическая горная Азия. Основной водораздел – около пяти тысяч метров (над уровнем моря), пики – до пяти с половиной. Главные перевалы – Талдык, Караказык, Сурметаш, Аллаудин – от трех до трех с полтиной.

  В скобках замечу, что читая описания путешествий по Гималаям, я с удивлением узнал, что в тех краях перевал высотой две с половиной тысячи метров считается высоким.

  За перевалами – южные склоны Алайского хребта. Они совсем другие – там нет даже арчёвников, растёт только нечто вроде арчёвого стланника. Ну а ниже – Алайская долина, в ней вообще почти нет древовидной растительности, кроме тальника вдоль речек. Зато травы там летом – в изобилии. Травка низенькая, невзрачная – но напичканная всякими питательными веществами. И потому Алайская долина – это лучшее в мире летнее пастбище для скота.

  Название «Алай» производят от тюрского «ала» — «пестрый». И это похоже на правду. Если спуститься с хребта совсем вниз, к реке Кызыл-Су, и обернуться назад, понимаешь это очень хорошо. Я не художник, чтобы передать словами тот калейдоскоп красок, и не поэт, чтобы выразить это эмоциями. Не воспроизведут его ни слайды, ни гигапиксельные цифровики. Это надо видеть. А увидев, понимаешь, что такое
 

Азиатские мутные реки Азиатские снежные горы Их полюбишь – то это навеки Позабудешь ты это не скоро. Азиатские пыльные тропы Азиатские мудрые люди И кусочек своей Европы На прозрачном пропеллере-блюде

как сказал Визбор Иосич…

Однако к людям нам ещё предстоит вернуться – собственно, все сказанное до сих пор было только вступлением к рассказам об азиатских мудрых людях. Но вступлением необходимым. Потому что…
 

…Все это в сердце. Вернусь ли, увижу ли? Нет, никогда. Но есть впереди примирение:.. — мы не вернемся, мы вспомним… Леонид Соловьев, Повесть о Ходже Насреддине Продолжение той цитаты, с которой началась заметка